В дополнение к http://users.livejournal.com/alkor_/461303.html:Вышеприведённый текст -- не более чем выжимка из полного труда о России в царствование Алексея Михайловича. Всех, кого он заинтересует (а я надеюсь, что такие люди будут), я отсылаю, например, к
http://bibliotekar.ru/rus/92.htm -- здесь же я добавлю пару слов о личности автора.
Григорий Котошихин (или Кошихин) в он около 1630 года в семье казначея какого-то из московских монастырей. Принадлежность к быстро растущему чиновному сословию дала ему возможность получить образование и поступить на службу в один из приказов -- так назывались центральные госучреждения, сложившиеся при первых Романовых в относительно стройную систему.
Котошихин обладал каллиграфическим талантом -- об этом говорит рукопись его книги, украшенная причудливыми заставками и буквицами. Это позволило ему перевестись в Посольский приказ, тогдашнее Министерство иностранных дел, где он прилежно переписывал царские послания к иностранным государям. Довольно скоро его сделали подьячим средней статьи, подняв жалованье до 13 рублей в год -- не слишком много, но достаточно во времена, когда на пятачок можно было сытно пообедать.
Однако на этом карьера Котошихина застопорилась. Можно предположить, что он обладал неуживчивым характером и к тому же был привержен к традиционному русскому пороку -- пьянству. С похмелья делал ошибки в документах, что в то время (как, впрочем, и позже) считалось серьезным проступком.
В 1659 году сам царь Алексей Михайлович заметил, что в одном из писем в его титуле пропущено слово "государь", и велел нещадно бить переписчика батогами.
В 1661-м году вместе с руководителем приказа Афанасием Ордин-Нащокиным он отправился в Ливонию вести переговоры о прекращении войны со Швецией. В июне был заключен Кардисский мир, по случаю которого русскую делегацию пригласили на банкет. Котошихин пьянел от незнакомых заморских вин, а еще больше -- от внимания шведских дипломатов, которые, не в пример соотечественникам, держались с ним как с равным.
Еще больше ему понравилась заграничная жизнь, когда осенью того же года он отвез царское письмо в Стокгольм. Шведы вручили царскому посланнику богатые подарки и как бы невзначай намекнули, что он может получать их и в Москве -- для этого нужно лишь сообщать шведским дипломатам о событиях в Посольском приказе.
Тогда Котошихин еще сомневался, но сомнения исчезли по возвращении в Москву. Оказалось, что за время его отсутствия отца обвинили в растрате и конфисковали за его долги дом самого подьячего со всем имуществом, а жену с маленьким сыном выгнали на улицу. Бросившись в ноги к Ордин-Нащокину, он сумел уберечь отца от тюрьмы, но дома так и не вернул.
Обида на власть окрепла и в сочетании с материальными проблемами привела подьячего к измене. Осенью 1663 года он тайно встретился со шведским поверенным Адольфом Эберсом и за 40 рублей передал ему копии секретных документов.
Возможно, за этим последовали новые шпионские задания, но летом 1664-го Эберс остался без своего информатора -- того отправили к стоявшей на Днепре армии князей Черкасского и Прозоровского для переговоров с поляками. Военные действия велись русскими войсками из рук вон плохо, и ошибки, которыми они сопровождались, оттягивали возможность скорейшего заключения мира и казались до такой степени непонятными современникам, что они находили вероятным даже предположить какую-то измену со стороны первого воеводы.
В конце концов, князя Черкасского сменил князь Долгоруков, каковой по утверждению Котошихина потребовал от последнего написать донос на Черкасского и Прозоровского. Боясь вызвать гнев Черкасского, Котошихин не пожелал исполнить это требование и, опасаясь одновременно и мести Долгорукого, бежал в Польшу.
Вполне возможно, что Котошихин готовился к бегству давно, поскольку успел неплохо выучить польский язык. Его сразу же принял на службу литовский канцлер, выделивший перебежчику целых 100 рублей в год. Но Котошихину этого было мало -- он претендовал на роль главного советника поляков в русских делах, о чем прямо написал в письме королю Яну Казимиру. Кроме того, он просил выделить ему охрану для защиты от царских агентов. Он знал, что Москва беспощадно расправляется с предателями -- ему самому при отъезде велели найти и уничтожить сына самого Ордин-Нащокина Воина, также ставшего невозвращенцем (позже, правда, он вернулся в Россию и был прощен).
Бжезинского из нашего Гриши, и тому пришлось спасать свою жизнь самостоятельно. Для начала он сменил имя, назвавшись Иваном Селицким, а потом и вовсе покинул Польшу и через порт Любек перебрался в Нарву, где стоял шведский гарнизон. Котошихин обратился к местному коменданту с просьбой об отправке в Стокгольм, но тот отказался -- по условиям Кардисского мира все перебежчики подлежали выдаче.
Григорий уже готовился сложить голову на русской плахе, но тут в Нарву приехал его знакомец Эберс. В феврале 1666 года Котошихина тайно переправили в Стокгольм и представили самому королю Карлу ХI. По приказу монарха его ввели в штат Камер-коллегии с жалованьем 300 серебряных талеров (примерно 200 тогдашних рублей). Здесь "при ободрении" шведского государственного канцлера графа Магнуса Делагарди он и написал обширное сочинение, являющееся и поныне важным источником по истории России XVII века.
В то время секретные службы делали лишь первые шаги, но шведы уже имели в Москве и других русских городах не менее сотни агентов -- в основном из числа иностранцев. Сочинение Котошихина, написанное за восемь месяцев, на первый взгляд выглядит неоконченным -- в нем ничего не говорится о жизни простого народа, о состоянии церкви, мало сведений о военных делах. Однако обо всем этом Григорий и сам знал мало -- всю жизнь он провел в Москве или за границей и мог черпать информацию только из документов, поступавших в Посольский и другие приказы.
"Российского государства люди породою своею спесивы и необычайные ко всякому делу, понеже в государстве своем научения никакого доброго не имеют и не приемлют, кроме спесивства и безстыдства и ненависти и неправды,-- писал наш герой.-- Понеже для науки и обычая в иные государства детей своих не посылают, страшась того: узнав тамошних государств веры и обычаи, и волность благую, начали б свою веру отменить, и приставать к иным, и о возвращении к домом своим и к сродичам никакого бы попечения не имели."
И все же Котошихину очень скоро пришлось увидеть оборотную сторону "свободы", которую он предпочел российскому "рабству". Все время написания книги он прожил у знающего русский язык толмача Даниила Анастасиуса, знакомого ему еще по переговорам в Кардисе. Они быстро нашли общий язык на почве любви к горячительным напиткам. Осенью 1667 года в Стокгольм прибыл русский посол Леонтьев, который каким-то образом узнал, кто скрывается под именем Селицкого, и потребовал от шведских властей выдачи предателя. Подьячему велели не выходить из дома, и его попойки с Анастасиусом стали почти ежедневными. Пока хозяин дома валялся без памяти, гость охотно уделял внимание пышным прелестям его супруги, которой давно надоел пожилой и вечно пьяный муж. Как-то раз толмач заметил это и устроил скандал...
О дальнейшем рассказывает в предисловии к своему переводу Якоб Баркгузен: "Селицкий в запальчивости гнева нанес Анастасиусу несколько смертельных ударов испанским кинжалом, который в это время имел при себе, и по приговору суда должен был положить свою голову под секиру палача... Тотчас после казни тело его было отвезено в Упсалу, где оно было анатомировано высокоученым магистром Олофом Рудбеком; кости Селицкого хранятся там и до сих пор, как монумент, нанизанный на медные и стальные проволоки. Так кончил жизнь свою Селицкий, муж русского происхождения, ума несравненного."
Несколько лет назад российские дипломаты обратились к правительству Швеции с просьбой выдать им скелет русского перебежчика Котошихина для христианского захоронения на родине. По их сведениям, скелет этот до сих пор пылится в кладовых Упсальского университета, куда он поступил больше трех веков назад в качестве наглядного пособия для студентов-медиков. Шведы разводили руками: последние сведения о скелете относятся к середине ХVIII-го века, после чего он исчез неизвестно куда.
Сочинение Котошихина пережило его автора. Оно было предназначено для служебного пользования и стало настоящей настольной книгой для заинтересованных лиц, которым требовалось исчерпывающая информация о России.
Биография Котошихина во многом повторяет (или, если быть хронологически точным) предвосхищает биографии многих известных дипломатов-перебежчиков ХХ века. Есть, видимо, в самой дипломатической "консерватории" какая-то червоточинка. Или нет? Не знаю.
И ещё, кстати, Котошихин напомнил мне
сэра Томаса Мэллори. Тем ещё мерзавцем был покойник, и пигмеем откровенным рядом с теми же Афанасием Лаврентиевичем Ординым-Нащокиным или Юрием Алексеевичем Долгоруковым -- а книгу при этом написал он, а не все эти гиганты (редкое исключение -- Олаф Рудбек, но с ним Котошихин так толком и не успел пообщаться).
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
А ведь на самом деле допетровский мир был миром более чем интересным... Вот, извольте видеть сами:
