![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Когда-то, когда я был маленьким и глупым -- пожалуй, что и вовсе в прошлой жизни -- я виртуально проводил часть своего времени в одной окололитературной интернет-тусовке, о чём совершенно не жалею. Я встречал та разных людей -- плохих и хороших Знакомство с некоторыми из них удалось продолжить в оффлайне.
В конце концов, я ушёл оттуда, хлопнув дверью, и больше не оглядываюсь назад. Но речь не об этом. Так вот, из всех людей, которых я тогда знавал, мне сейчас вспомнились двое. Их обоих нет уже с нами.
Первый из этих людей жил в тех краях, где Magyarország плавно перетекает в Угорщину. У него был кумир, а я уличал этого кумира во лжи и подлости. Нетрудно догадаться, что мы недолюбливали друг друга и называли земляным червяком и прочими нехорошими словами (из коих моё любимое -- "сей орнитологический курьёз").
Я встретил снова этого человека в Интернете позже. Он был на Майдане, принял его всем сердцем. Помогал крымским беженцам, когда страна его кумира оккупировала Крым. Читал, как тот ходит в Кремль за бирюльками и в интервью рассказыват, что: "забрать Крым и стать изгоями лучше, чем отдать на разграбление чужим." Грабитель-чужой -- это как раз и был мой виртуальный знакомый с точки зрения своего кумира.
А потом он умер. От рака. Мы собирали деньги на операцию, но операция не помогла. Так бывает с операциями. Тем не менее, после Майдана и оккупации Крыма он прожил ещё полтора года -- зная, что его предали и стараясь не говорить ни с кем об этом. Наверное, ему было больно. Возможно, он к этой боли привык и научился жить с нею. В эпитафии, которую он попросил оставить, когда уйдёт, 0н цитирует слова одной из книг своего падшего кумира.
«В свете желтой лампады на плите виднелись старинные выпуклые буквы. Корнелий прочитал и быстро встал. Вот что было написано: ОСТАВЬТЕ СКОРБЬ. ОН ИСПОЛНИЛ МЕРУ СВОИХ ДЕЛ. ПОКА ЖИВЫ, СТРЕМИТЕСЬ К ТОМУ ЖЕ.»

Я вспомнил про него на днях, когда в ворохе мукачевских новостей наткнулся на небольшую заметку про прошедший в Ужгороде мемориальный турнир по петанку. Турнир был посвящён памяти моего знакомого и назван в честь него его сетевым никнеймом -- "Fatangel Cup". Переходящим кубком турнира была каска с надписью "ВВС. Не бити! Нашою головою думають мільйони...", в которой он освещал события Майдана в качестве корреспондента ВВС по Закарпатской области. Глаза мне, впрочем, зацепил никнейм, а не каска.
Тогда же я вспомнил и о втором человеке из той же тусовки. Он жил несколько севернее. Настолько, насколько можно быть другом с человеком, ни разу не встретив его в реале, мы были друзьями. Наши с ним взгляды на то, что есть ложь и что есть подлость, совпадали вполне.
Скорее всего, будь он жив, мы были бы с ним сейчас по разные стороны баррикад, но из двух сособов умереть он выбрал менее болезненный -- умер по-настоящему. Чертовски отвратительно воспринимать смерть друзей таким образом.
И вот подумалось мне, что мы живём внутри одного большого зомби-апокалипсиса. Люди, которых мы знали, и которые умерли для нас, продолжают ходить среди живых, их знакомые до боли лица искажены злобно-бесмысленной гримасой, а скрюченные пальцы протянуты в предвкушающей дрожи вечного неутолимого голода... И выбор, собственно, невелик: или палить с обоих стволов из обреза двустволки в это самое знакомое до боли лицо, или бежать -- и пусть ушедшие уже друзья продолжают портить себе некролог.
Грустно всё это.
В конце концов, я ушёл оттуда, хлопнув дверью, и больше не оглядываюсь назад. Но речь не об этом. Так вот, из всех людей, которых я тогда знавал, мне сейчас вспомнились двое. Их обоих нет уже с нами.
Первый из этих людей жил в тех краях, где Magyarország плавно перетекает в Угорщину. У него был кумир, а я уличал этого кумира во лжи и подлости. Нетрудно догадаться, что мы недолюбливали друг друга и называли земляным червяком и прочими нехорошими словами (из коих моё любимое -- "сей орнитологический курьёз").
Я встретил снова этого человека в Интернете позже. Он был на Майдане, принял его всем сердцем. Помогал крымским беженцам, когда страна его кумира оккупировала Крым. Читал, как тот ходит в Кремль за бирюльками и в интервью рассказыват, что: "забрать Крым и стать изгоями лучше, чем отдать на разграбление чужим." Грабитель-чужой -- это как раз и был мой виртуальный знакомый с точки зрения своего кумира.
А потом он умер. От рака. Мы собирали деньги на операцию, но операция не помогла. Так бывает с операциями. Тем не менее, после Майдана и оккупации Крыма он прожил ещё полтора года -- зная, что его предали и стараясь не говорить ни с кем об этом. Наверное, ему было больно. Возможно, он к этой боли привык и научился жить с нею. В эпитафии, которую он попросил оставить, когда уйдёт, 0н цитирует слова одной из книг своего падшего кумира.
«В свете желтой лампады на плите виднелись старинные выпуклые буквы. Корнелий прочитал и быстро встал. Вот что было написано: ОСТАВЬТЕ СКОРБЬ. ОН ИСПОЛНИЛ МЕРУ СВОИХ ДЕЛ. ПОКА ЖИВЫ, СТРЕМИТЕСЬ К ТОМУ ЖЕ.»

Я вспомнил про него на днях, когда в ворохе мукачевских новостей наткнулся на небольшую заметку про прошедший в Ужгороде мемориальный турнир по петанку. Турнир был посвящён памяти моего знакомого и назван в честь него его сетевым никнеймом -- "Fatangel Cup". Переходящим кубком турнира была каска с надписью "ВВС. Не бити! Нашою головою думають мільйони...", в которой он освещал события Майдана в качестве корреспондента ВВС по Закарпатской области. Глаза мне, впрочем, зацепил никнейм, а не каска.
Тогда же я вспомнил и о втором человеке из той же тусовки. Он жил несколько севернее. Настолько, насколько можно быть другом с человеком, ни разу не встретив его в реале, мы были друзьями. Наши с ним взгляды на то, что есть ложь и что есть подлость, совпадали вполне.
Скорее всего, будь он жив, мы были бы с ним сейчас по разные стороны баррикад, но из двух сособов умереть он выбрал менее болезненный -- умер по-настоящему. Чертовски отвратительно воспринимать смерть друзей таким образом.
И вот подумалось мне, что мы живём внутри одного большого зомби-апокалипсиса. Люди, которых мы знали, и которые умерли для нас, продолжают ходить среди живых, их знакомые до боли лица искажены злобно-бесмысленной гримасой, а скрюченные пальцы протянуты в предвкушающей дрожи вечного неутолимого голода... И выбор, собственно, невелик: или палить с обоих стволов из обреза двустволки в это самое знакомое до боли лицо, или бежать -- и пусть ушедшие уже друзья продолжают портить себе некролог.
Грустно всё это.